Путешествия во время пандемии - Владимир Александрович Дараган
Но… Вино в бутылках было из одной бочки.
Думаю, что если добровольцам дать прочитать стихотворение, но одним сказать, что это Мандельштам, а вторым, что это написал Вася Пупкин, то первые увидят глубину и много смыслов, а вторые скажут, что это бред.
Жалко Васю. Как ему помочь?
Закон
Не знаю, чем занимается Госдума, но точно знаю, какой закон нужно принять в ближайшее время. Я о книгах и писателях. Все-таки книги — это важно. Книги надо читать, они заставляют думать, берегут нас от раннего маразма. Это не сериалы и клипы, где готовые картинки ложатся в уютные мозговые извилины, не заставляя напрягаться соседние.
Меня радует, что писателями стали почти все, кто способен включить компьютер и пошевелить мышкой. Писателями, но не читателями. Можно ли заставить их читать, как бы тяжело это не было?
Можно. С помощью закона. Хочешь опубликовать свою книгу? Будь добр — прочти пять недавно изданных и напиши развернутые рецензии на каждую. И поставь оценки за стиль, сюжет, мысли… Рецензии опубликуй на специальном сайте и получи лицензию на издание своей книги. Книги для рецензий будет подбирать компьютер — никто не уйдет обиженным. Рецензии будут не анонимными, дабы дурь каждого видна была.
Что будет после принятия этого закона?
Повысится качество публикуемых текстов. Кому захочется получать плохие оценки? Повезет и тем редким читателям, которые не стали писателями. Им будет легче ориентироваться в миллионах книг, стоящих на полках в магазинах. И частично вернется замечательное прошлое, когда люди говорили о книгах, а не о сериалах, марках автомобилей и сортах сыра.
— Будешь критиковать? Мне уже сказали, что ленивые писатели наймут рецензентов.
— Пусть нанимают, какие-никакие, а рецензии будут. И не каждый писатель будет рисковать подписываться под чужими текстами. Сам же написал, что «дурь всякого видна будет». Но… ты знаешь, что писатели не любят своих коллег-современников. Рецензии, в основном, будут ругательными.
— Не уверен. Всегда можно посмотреть все рецензии, написанные таким критиканом, и если там сплошная ругань, то на его мнение можно не обращать внимание.
— Ты представляешь, как можно контролировать маленькие частные издательства? Вот захочет кто-то издать воспоминания тиражом в три экземпляра для родственников. И для этого нужна лицензия?
— Нет, конечно. Можно будет требовать лицензию только для продажи книги магазинами. Хоть бумажной, хоть электронной. Есть лицензия — магазин поставит на продажу. Нет — иди и пиши рецензии.
— Хорошо, согласен, что если Вася Пупкин напишет хороший роман, то ему помогут найти читателей. А если Вася не писатель, а художник? Не будет же он получать лицензию, написав отзывы на пять картин других мастеров, чтобы начать писать что-то свое. И вообще, не все художники способны изложить что-то складное и разумное.
— Согласен. Такой закон будет работать с писателями, поэтами, сценаристами, режиссерами. С художниками, скульпторами, дизайнерами и фотографами надо что-то другое.
Фотографы и критики
Москва, Институт атомной энергии. Теоретический отдел. Сопливый студент с дрожащими коленками входит в святую святых — комнату с доской, исписанную формулами, столами с разбросанными листами бумаги, стульями с лоснящимися тканевыми сиденьями… Пыльные окна завершают картину храма науки. Это было время, когда я начинал фотографировать. Там, в храме науки я получил первый урок по фотографии.
Урок первый — эмоции аспиранта
Однажды я получил летнюю стипендию, купил фотоаппарат, отщелкал две пленки, напечатал карточки и принес в лабораторию, чтобы показать нашему аспиранту. Аспирант слыл специалистом по эстетике. Он разбирался в женской красоте, ресторанах, живописи и, конечно, в фотографии.
— Всё фигня, — сказал аспирант. — Всё, кроме вот этой, но эта тоже фигня.
— Но почему?
— Фотографии должны вызвать эмоции, чувства. Твои вызывают скуку и тошноту. Вот ты снимаешь закат. На фото небо. Такое небо видел каждый. А где твоя находка? Где что-то человеческое? Силуэт рваного башмака и то бы украсил снимок. Он бы заставил думать, переживать за человека, который потерял этот башмак.
— Без башмака нельзя?
— Без головы нельзя. Это тебе не формулы писать, тут думать надо.
После этого урока я забросил фотографию на несколько лет.
Второй урок был от кинооператора на острове Кижи.
Урок второй — кинооператор
Однажды я был на острове Кижи и разговорился с кинооператором из группы, которая снимала документальный фильм о северном русском зодчестве.
— Я хотел стать фотографом, — говорил он, — но потом отчаялся и пошел в кинооператоры.
— Почему? — удивился я.
Он сорвал лист и пустил его в свободный полет.
— Видишь, как красиво падает лист, — сказал он.— Я потратил недели, чтобы передать красоту движения этого листа на фотографии, но у меня не получилось. Тот, кто сумеет на фото передать красоту падающего листа, будет гением фотографии. Я таким стать не смог.
Я даже не стал пытаться выйти в ряды гениев фотографии. Но слова кинооператора запомнил.
Третий урок я получил в подмосковном Пушкине от соседа по гаражу.
Урок третий — забор
Сосед по гаражу был профессиональным фотографом. В гаражах он занимался ремонтом машин и выпивал. Выпивал он мало, но часто. И еще любил поговорить.
— Фотография — это полная фигня. В карман копейки. А тут масляный насос заменил и можно три дня с чистой совестью на диване валяться. Жена довольна, я счастлив.
— А почему фотография фигня, — спросил я. — Это же интересно, но, правда, сложно.
Я рассказал ему историю про аспиранта.
— Хочешь принесу свои снимки?
— Чем снимал?
— «Зенитом».
— Тогда даже время терять не буду. Хотя… хочешь задание дам? Выполнишь, тогда буду с тобой о фотографии разговаривать. Возьми простую вещь, или найди забор, дом… что угодно. И в один день и час сделай две фотографии этого объекта. Одна должна быть грустная, а вторая — радостная. Вот когда сделаешь, тогда я буду с тобой разговаривать о фотографии.
Я до сих пор не имею права разговаривать с ним о фотографии.
Теперь Миннеаполис. Урок от мастера на все руки. Специалиста широкого профиля. В том числе и в фотографии.
Урок четвертый — мастер-мыслитель
Однажды к нам в дом пришел мастер на все руки и начал ремонт ванной комнаты. Грязь разнеслась по всему дому, и мы с женой решили сбежать от нее в Аризону. Через две недели вернулись с пятьюстами фотографий кактусов и красных гор. Включив компьютер, я начал показывать их мастеру. На десятой он попросил прекратить.
— Что ты хотел сказать этой фотографией? — спросил он, разглядывая фото кактуса.
— Красивый кактус. С цветочком.
— А где мысль? Хорошая фотография должна быть с мыслью. Цветочек сам по себе не есть мысль.
— Щас, — сказал я и начал искать фотографии с мыслью. Нашел одну, где кроме кактуса была еще пустыня. Кактус выглядел одиноким и жалким. Он явно страдал, что его кактусиха была далеко.
— Вот, смотри, — позвал я мастера. — Тут мысль есть.
Мастер удовлетворительно кивнул:
— Да, есть тут простая мыслишка. Сколько по пустыне не ходи, а всегда есть шанс, что, присев отдохнуть, ты можешь опустить свой зад на колючий кактус.
Опять Миннеаполис, фотоклуб. Туда я пришел для общения и разговоров не о физике. О физике я уже наговорился.
Урок пятый — фотоклуб
Однажды я решил, что научился фотографировать и записался в фотоклуб, чтобы хвастаться своими шедеврами и выучить английские слова, которыми пользуются фотографы. На одном из заседаний к нам пришел профессионал и стал разбирать наши работы. Я показал снимок, где толпа фотографов с камерами на штативах снимали отражение красивой скалы в какой-то луже.
— Далеко от совершенства, — резюмировал профессионал. — Если ты фотографируешь людей, то нужно показать историю, понятную каждому. Я вижу людей, но не вижу истории.
— Как нет истории? — удивился я. — Стандартно мыслящие люди пришли делать стандартно-красивые снимки.
— Какие снимки? — просил профессионал.
— Отражение скалы.
— Не вижу ни скалы, ни
